Вы используете устаревший браузер. Этот и другие сайты могут отображаться в нём некорректно. Вам необходимо обновить браузер или попробовать использовать другой.
Этой ночью никто не спал, никто бы не посмел дать себе расслабиться даже на секунду.
Стремительно и напористо из-за горизонта надвинулась тёмная туча, подобная огромному монстру, разом заволокла небо и накрепко заточила яркое солнце в свою темницу. Стало хмуро. На какой-то миг всё притихло, но только на миг. Словно спохватившись, начал свой дикий танец резкий холодный ветер и поднял на море злые чёрные волны, что бушевали так, как будто хотели поглотить отрывистый утëс над ними. Безумие началось. Ослепительная молния вспорола небо. И сейчас же, резко и пугающе, как выстрел, прогремел гром, как бы хохоча от понимания, что сейчас никто не сможет с ним совладать, понимая, что всякое естество слышит эту похоронную песнь. Страшный гул проникал в каждую клеточку тела, вызывая ужас и трепет. С неба обрушилась лавина дождя, смывая все на своем пути. Он хлестал по волнам толстыми плетями. А волны, огрызаясь, били навстречу тугим дождевым нитям.
Молнии вспыхивали почти непрерывно одна за другой. Не утихая, гремела в тучах гулкая небесная канонада. Гроза была не просто стихией, она была символом всего, что нужно было стереть с лица земли. Горечь, печаль, боль - всё это было в ней. Она была словно крик души, которая не могла больше терпеть страдания. Это была смерть, что пришла забрать очередную душу. Это была жизнь и борьба с их радостями и печалями. Это была сила, что разрушит всë. Это была ночь, родившая жизнь.
Всë закончилось. Утро, которое, казалось, больше никогда не наступит, пришло. И после такой ночи, когда каждое живое существо познало весь ужас Стихии, оно было волшебным подарком, успокаивая и согревая душу. Солнце высвободилось из оков и лучи его упали на взрыхленную землю. Ветер, сменив гнев на милость, спокойно колышел листву деревьев. Всё вокруг как будто ликовало маленькой душе, возникшей в страхе и отчаяньи. Но душа молчала, только глаза отличали еë от куклы, что подкладывали славянские ведьмы зазевавшемся матерям. Эти глаза были чëрными, как морская бушующая пучина, в которую хочется погрузиться. В них можно утонуть, как в океане, потеряться в их глубинах и разбиться о берег, пытаясь спастись. Но к чему же была Гроза? Не пытались ли она спасти мир от рождения этого дитя? Или она очищала его для него?
Время шло. Шрамы заросли и все, казалось, забыли о силе Стихии. Напоминанием служила лишь девочка. Девочка, что только открывает для себя этот мир.
В доме, что стоит на окраине деревни Плакли в графстве Кент, сегодня неспокойно. Ругань и каменья брани летят из разных концов гостиной, точнее когда-то это была гостиная, а сейчас там нет и капли уюта, которые ассоциируются с этим словом. Каменный очаг напротив дверного проëма не пылает огнëм, а покрыт паутиной и трещинами, которые как бы намекают на состояние семейных отношений. Золу, рассыпанную вокруг, испещряют следы водившейся живности в доме. Вот пролегают следы, оставленные серой мышью, что живет в книжных полках и поедает чудом сохранившиеся тома. Некогда они тоже были красивыми, пестрили обложками и так и наровили сами соскочить в руки, но это было давно. Переплëты обветшали, страницы забыли ласковые прикосновения рук и утратили свою пластичность, хрустя, как старая леди коленями. Вековая пыль поселилась в коридорах-альвиолах поместья и мешает дышать свободно каждому, кто находится внутри. К симфонии криков и взаимных обвинений добавился и звон стекла. Осколки глазированного фарфора рассыпались по полу, забиваясь в щели скрипучих половиц, под диван и плинтуса от двух опасных, в данный момент, людей. — «Я говорил тебе об этом, Берта! Я предупреждал, что от этой будут одни неприятности!» — извергая новые упрëки, кричал мужчина. Это было обыденностью, что происходила почти каждый день. Он от чего-то заводился, вставал с любимого с пролежнями дивана, обивка которого была разукрашена во все цвета и запахи спиртного, и начиналась какофония угроз и неконтролируемой агрессии. В данном процессе часто что-то ломалось, поэтому пара обеденных стульев, журнальный столик, который тоже был любимым предметом у мужчины и стоял перед диваном, пара зеркал в деревянной оправе и еще несчётное количество хрупких предметов были перенесены в подвал к паукам, многоножкам и сколопендрам в пользование. — «Я не знаю, что происходит с этим ребëноком! Она странная, ты же знаешь! Будь моя воля, я бы сдала еë в интернат!» — отвечала женщина с неменьшей эмоциональностью. На вид ей было около сорока, но болезненная худоба, тëмные тени под глазами и острые скулы, под которыми ютились не менее острые тени добавляли ей ещë десяток лет. Ссора продолжалась и весь дом гудел как пчелиный улей.
Юная девочка спокойно сидела на подоконнике в своей комнате. Комната была маленькая, чуть больше обычной кладовки, но тут было все необходимое: кровать со старым ватным матрасом и тонким войлоковым одеялом, украшенным дырками различных форм и размеров, стол с кипами книг, образующих замысловатые башни, и маленький платяной шкаф. Этого было достаточно для такого обитателя. Еë мало что волновало: ни крики родителей, ни холод в еë каморке, ни голод - ничего. Гораздо интереснее был учебник «Защита от Тёмных сил: основы для начинающих». Когда-то он принадлежал еë матери, но ей сейчас он не нужен и нужен не будет. Мать скрывает от отца своë магическое происхождение и магией в его присутствии не пользуется, а значит вся подобная литература полностью в еë владении. Тем более, никого не интересует, чем она занимается, что читает или думает. Берта в свободное время предпочитает смотреть сериалы в комнате, расположенной рядом с выходом на задний двор, и часто, особенно ночью, можно услышать обрывки фраз из популярных маггловских сериалов или ток-шоу. Юная особа пыталась найти смысл в еë увлечении, но холодный материнский взгляд, дал понять, что ответов не будет и стоит испариться из поля зрения, желательно, за секунду. Отец же, напротив, мог пропадать несколько суток, а после закрывался в гостиной. Лишь в момент ссор нужно было сидеть на втором этаже ещë тише, чем в обычное время, а в идеале — не включать свет единственной лампы в комнате. Как и сейчас. Вот только из-за опускавшихся сумерек плохо видно страницы книги, лишь некоторые символы можно было различить при таком освещении. Закрыв учебник, девочка со скрипом слезла с деревянного подоконника, краска на котором облупилась и шуршала при соприкосновении, и легла спать, почти сразу провалившись в царство Морфея.
Казалось, будто весь мир умер безвучной смертью, не оставив ни тел после себя, ни криков. Жизнью окружение наполнял лишь мерный шелест листьев, ведь никто из немногочисленного поселения деревни не вышел на улицу в этот знойный день.
Одинокая фигура медленно плыв по песчанной дороге, словно капля воска на огарке свечи, приблежалась к небольшой старой мельнице. Еë стены уже давно не слышали звука работы жëрнова и голосов рабочих и единственным обитателем был плющ, который обвил камни и будто только из-за него постройка не превратилась в Пезанскую башню.
Этот день должен был быть как и сотни других: скучным и спокойным, если не симфония звуков вдруг наполнившая воздух. Уж не мертвецы ли восстали? Сегодня судьба не сулила ей полное одиночество. Звеня велозвонками и нажимая на клаксоны, смотря что у кого было, детвора наперегонки взбирались на холм, при этом падая, морая одежду и разбивая коленки об попадавшиеся по пути камни. — «Эй! Там внизу! А я снова первый!» — закричал очень упитанный мальчик, лет одиннадцати. Его светлые волосы были выжжены солнцем, что и без того делало его слишком бесцветным, а изодранную футболку с модным маггловским автомобилем Ford Mustang¹ под подмышками можно было хоть выжимать. Опаздав на несколько секунд, заехал ещë один участник сборища и, не успев даже вздохнуть, сразу же покатился кубарем вместе с велосипедом. Первый толкнул его и, громка хохоча, периодически всхрюкивая, показывал в его сторону своим толстым и мокрым от пота пальцем. Он всегда это делал: задирал других, но и сказать что-то против него никто не мог. Выгода. Чад Браун — единственный и обожаемый ребëнок в семье, получающий всë, о чëм только попросит. Став одним из его друзей можно было поиграть в приставку Sega² или покататься, если Его Величество смилуется, на его фэтбайке³ с широкими шинами. Вот никто ничего и не говорил, предпочитая вместе смеяться над тем, кого задирает избалованный отпрыск, а в случае, если задирают их, делать вид, что им весело и ни капли не обидно.
Поэтому эта компашка так не нравилась Силене. Двуличные трусы со свиньëй во главе. Но, несмотря на то, что при их виде сжимались кулаки, она держалась от них подальше. Глупые люди злопамятны и даже ребëнок может догадаться подождать и в наиболее удобный момент напасть на жертву. Вот и сейчас она наблюдала за ними сквозь пелену пыли через единственное на втором этаже окно мельницы. Они боялись этого места. Опять же трусы. Ведь для них по поверьям тут обитает призрак. Периодически, как правило, во время грозы, тут появляется чëрный человек. О нем мнения разделились, одни считают, что этот человек жертва пожара, другие говорят, что у него чëрная душа, которая тонет в грехах, но это не имеет значение, пусть будут рядом, однако внутрь, в самое логово призрака, они не сунутся. Нужно только сидеть тихо, чтобы не выдасть себя. Пару дней назад она уже столкнулась с ними и, к сожалению, по близости не было ни очередной заброшенной постройки, ни какого-нибудь куста, где можно было бы спрятаться.
Конца поля было не видно. Пахло скошанной травой и свежей землей. Овëс уже собрали и увезли, так что любимый лабиринт детей можно было не ждать до следущего лета. Солнце уже зашло за горизонт и лишь у самого его края пестрило алой кровью небо, а некогда розовые облака затягивали его, словно шторы на окнах. Но ни увертюра сверчков, ни зажигающиеся здëзды были главными героями этого спектакля, а дети. Они весело играли друг с другом и складывалось впечатление идилии, но внимательный человек, идя с остановки рейсового автобуса, который ходил по маршруту Лондон - деревня Плакли - Лондон, понял бы, что дети играют не друг с другом, а с чем-то, точнее кем-то. И это была отнюдь не обоюдновесëлая игра.
Девочку стоящую по середине круга, в который встали ребята, толкали от одного человека к другому. Она была дезориентированна и стоило ей только немного крепче встать на ноги, еë толкали снова, выбивая дух. Смех, нет, адский гогот, оскорбления, новые пинки и толчки смешались в одну картину. Мир вертится вокруг неë. Еще один толчек. Треск. Кто-то порвал ей одежду. Толчок. Раскат громоподобного ржания. Толчок. И она на земле. Во рту песок, а колени разодранны в мясо. — «Эй! Ты умерла там?!» — это Чад начал первым и теперь, видя как игрушка ломается и не выполняет своë назначение, начал злится. Пинок в рëбра. Белая вспышка, как всполох искр, ослепила, а противный звон в ушах молнией пронзил мозг. Тьма.
Она очнулась глубокой ночью, когда только луна скудно освещала пространство. Поле. Никого. Как будто и не было адской пляски, как будто и не было адских созданий пару часов назад. Ноги сами повели еë к дому. Дорога. Лес. Звук петлей калитки. Ничего не имело значения. Кровать и спасительный сон.
Пару дней было тихо и вот вчерашним вечером, раздавшийся звонок домашнего телефона пробудил мать от гипноза телевидения. Шаги, сопровождаемые скрипом полов, прошли по коридору и остановились рядом с входной дверью. — «Ало, здравствуйте», — по короткому диалогу было понятно, что Силена, сама того не помня, испугала Чада и его друзей, и извинившись, женщина положила трубку. Этот диалог слышал отец и, логично, что после этого начался скандал. Но самое интересное: после вечера на поле дети еë боялись. Карен, десятилетка с водянисто-голубыми глазами, выпавшими передними зубами и вечной заколкой-пчëлкой в волосах, увидев еë в магазине, пискнула и спряталась за мать-продавщицу. А мальчик, что завтра полетит с холма, встал, как вкопанный, и вытаращил глаза, когда она шла по дороге к дому.
Теперь у неë есть защита, но испытывать границы этой защиты она не будет. Может, когда они поодиночке это и работает, но коллективизм иногда может придать даже самым трусливым и глупым веру в свои силы. Поэтому, Силена спокойно выдохнула, когда группа, закричав что-то неразборчивое, понеслась в обратную сторону к деревне. Выдох. Это чувство облегчения напоминало те ситуации, когда люди ждут какого-то бедствия и поняв, что оно прошло мимо, расслабляются. В общем, так и было.
Вот теперь можно было сосредоточиться на целе еë визита. Сквозь зияющую щель каменной стены были видны ветви многолетнего дуба, который как будто услужливо подставил их, чтоб скрыть «наготу» мельницы. Это было девочке только на руку, ведь будь они немного дальше, было бы трудно собирать омелу. Омела — это паразитирующие растение, что часто селится на высоких деревьях, поэтому достать еë плоды можно было только со второго этажа. Достав небольшой чёрный мешочек, она принялась за дело.
Тень просочилась сквозь щель между касеком и входной дверью и, скользя по стенам, направилась не в маленькую комнату в конце коридора второго этажа, что была неким убежищем, а в самую глубь дома. Шаг. Ещë один. Скрип. Сердце застучало в груди, но поняв, что никто не обратил внимание на недовольство половиц, она двинулась дальше. Ещë пару шагов и Силена стоит перед логовом дремлющего дракона. Заглянув в комнату, она увидела свою мать на прежнем посту: в кресле, перед ящиком, что расположился на старом серванте из тёмного дерева. Он выглядел относительно другой мебели хорошо, ведь стоял не у продуваемого всеми ветрами хлипкого окна, а у стены, напротив такой же ненадëжной двери, и каждому заходящему было хорошо видно, что в данный момент происходит на экране. А сейчас очередная телепередача искала таланты по всей Великобритании и готова была дать сто тысяч фунтов тем, кто победит. Но это было неважно. Посмотреть телевизор — это не цель девочки. Еë цель, если ей повезëт, лежит в резной шкатулке в ящике письменного стола.
Это, пожалуй, было единственное место, где мать хранила самое ценное. И ей стоило бы перепрятать сокровища в более надëжное место, но какая разница, когда муж дальше кухни не заходит и его ничего, кроме содержимого холодильника, не интересует, а ребëнок, по еë мнению, целыми днями сидит у себя в комнате? Вот женщина и думала, что никто не знает про тайник, что нет лишней пары глаз, которые бы следили за ней в те редкие моменты, когда она доставала то несколько фунтов, то старинное кольцо еë рода. Если бы Купер его увидел, то непременно продал. Она и сама иногда задумывалась об этом, но это единственное, что напоминало ей о семье. Глубокий цвет рубина в сочетании с белым золотом горел неистовым пламенем, словно вот-вот и украшение вспыхнет как факел, но хитрое переплетение жгутов благородного металла, напоминающее лианы, сдерживали его. А Берту в те моменты настигала тоска по прошлой жизни, где она ещë мелкой девчушкой жила в большом светлом поместье с огромными тропическими растениями, которые собирал еë отец, не знала голода и нужды в чëм-либо, где целыми днями могла играть с карликовым пушистиком⁴ Герри, а ночью соревноваться с братом в плюй-камнях. Помнится, однажды она зашла в большой зимний сад. Стëкла запотели и кое-где, из-за хитрого преломления света, на листьях растений растекалась радуга. А за многочисленными экземплярами флоры еë ждал отец. Она прыгнула ему на руки, а тот словил. — «Смотри, солнце, — Он показал малышке на небольшое гнездо на столе. — это окками. Они ещë маленькие, но скоро вырастут до четырëх метров в длину...» — Похоже, они недавно вылупились и сидели в половинках от оставшейся скорлупы, но это были не птенцы, а маленькие змейки, на головках которых были разноцветные хохолки перьев. Девочка захихикала от их глупого вида, а что было дальше женщина не помнила. Еë больше не ждут в том доме.
Затаив дыхание, Силена аккуратно, минуя куски пластика разодранных касет для видеомагнитофона, прошмыгнула к столу. Стол был самым обычным, под стать серванту: из тëмного дерева, покрытый трещинами лака, что создавал затейливый узор, как иней на стекле в морозное утро. Некоторые ящики в тумбе отсутствовали, а те, что сохранились, не могли полностью закрыться, лишь один, самый первый, мог этим похвастаться и даже запирался на ключ до тех пор, пока он не «потерялся». Дитя повернуло голову и вперилась глазами в затылок Берты, но та сидела неподвижной куклой. Судорожный выдох через зубы снял напряжение. Медленно, очень осторожно, чтобы не издавать лишних, а лучше всех звуков, она потянула за ручку-кнопку выдвижного отделения и замерла. Колëсики уже давно заржавели, как и их направляющие, и перекатившись они издали противный тонкий звук. В данной обстановке он показался взрывом динамита, что разрезал тишину пустыни. Она заметила это только сейчас. Противные мурашки пробежали по похолодевшей от осознания спине. Тишина. В комнате. Была. Тишина. Сейчас Берта наверняка стоит у неë за спиной и, как только девочка повернëтся, еë будет ждать смерть. Силена замерла не в силах пошевелиться. Как объяснить маме, что она забыла в еë комнате? Что сказать, чтоб оправдать посягательство на еë спрятанные сокровища? Почему она не заметила отсутствия многоголосного смеха передачи? Ощущение замедленного времени растягивало секунды в часы и это было невыносимо. Когда женщина закончит эту пытку и, схватив железной хваткой выше локтя, потащит еë подвал? Это нужно было заканчивать. Чем больше она ждёт, тем больше она злится. И чем быстрее это закончится, тем лучше. Вспоминаются фильмы про полицейских, где злой коп говорит: — «Не двигайтесь, медленно поднимите руки и повернитесь ко мне лицом!» — и она подчинилась. Дыхание сбилось, но лицо не выдавало и капли страха. Она не получит еë слëз и тем более контроля над ней. Силена медленно повернулась, девочка постаралась создать наиболее непринуждëнный вид, как будто происходящее сейчас — это норма, и приготовилась к крику, но его не последовало. Ох, уж лучше бы мать шипела на неë, точно змея, чем давила тишиной. Секунда. Две. Она подняла взгляд и увидела лишь окно. Никого не было. Никто не ждал еë. Был лишь звук глубокого дыхания Берты, что спала в кресле. Осознание ударило в голову, выбив всю тревогу. Телевизор всë также освещал комнату, но вот звук был выключен. Кто знает, может спящая, проснувшись, специально его выключила или случайно нажала на кнопку VOL. В любом случае, мандраж отступил и это к лучшему. Попытка номер два увенчалась успехом и Силена вышла из комнаты. Она вернëт то, что взяла, но чуть позже.
На столе стояло всë нужное: вода из реки Лета, валериана и, недавно сорванные, ягоды омелы. Она не просто так шла на воровство и ходила на мельницу. Это ради науки, а именно Forgetfulness Potion или же зелье забывчивости. В учебнике Жига Мышьякоффа «Магические отвары и зелья» имеется рецепт этого зелья. И Силене не могла пройти мимо него, тем более в приготовлении оно было досточно простым. Как гласила инструкция:
1. Капните в котёл 2 капли воды из реки Лета.
2. Нагревайте котёл 20 секунд на слабом огне.
3. Добавьте в котёл 2 веточки валерианы.
4. Помешайте 3 раза по часовой стрелке.
5. Взмахните волшебной палочкой.
6. Оставьте зелье настаиваться в течение 45-60 минут (в зависимости от котла).
7. Положите в ступку 2 части стандартного ингредиента.
8. Добавьте в ступку 4 ягоды омелы.
9. Измельчите содержимое ступки до состояния порошка средней консистенции.
10. Положите в котёл 2 меры полученного порошка.
11. Помешайте 5 раз против часовой стрелки.
12. Взмахните волшебной палочкой для завершения.
Для пятого и двеннадцатого пункта она и рисковала этим вечером. Без волшебной палочки ничего бы не получилось, так что пришлось идти на отчаянные меры и заимствовать еë у матери. Ничего, она еë вернëт, как только закончит, а тем временем работа началась и в нагретом котле зашипела вода. Этот вечер обещал стать великолепным.
— «Силена! — снизу послышался окрик Берты. Что ей нужно? Она уже вернула палочку и проследила за тем, чтобы не оставить никаких следов после себя и была уверена, что всë в идеальном состоянии, поэтому причина вызова оставалась неясной, но всë же стоит спуститься, даже при открытом окне сквозь утренний запах росы можно было услышать нотки свежесваренного зелья. — Силена!» — Вздох. Она открывает дверь, идëт по коридору к лестнице, осматривает стены, ей всегда казалось, что в один момент, когда она будет идти слишком близко к ним, то на неë упадëт кусок обоины, но пока этого не случилось. Вниз по ступенькам, поворот в уже известном направлении и девочка стоит в дверях. Мать, стоя у окна, читает пергамент, а рядом из блюдца пьëт воду большая бурая сова. — «Подойди, — женщина передала Силене письмо и сказала: — оно из Хогвартса. Завтра ты пойдëшь в Косую Аллею и купишь всë к учебному году».
