Девочка вздохнула тяжелее. «Древние боги, что я творю? Как же это по-маггловски – казнить исподтишка, осиновой палочкой загнанного на грань выживания чистокровного волшебника, пережившего в боях такое, о чём я не могу и помыслить, идущего с едва живой надеждой на зов верного соратника и названного брата, которого предать его заставил долг. Да, слово благородного мага нерушимо, и я исполню свой долг точно так же, но древние боги, как так получилось, что я это слово дала? Я была опьянена чувством первой зарождающейся дружбы, взаимопониманием, оказавшимся на проверку столь зыбким, единством с нечаянной единомышленницей. Мне хотелось совершить для неё то, что другие не могут, бросить вместе с ней вызов всему гниющему заживо миру. И да, это был бунт. Против лживой морали, против удушающей магию системы, против школьных ограничений. Глупый девчачий бунт, несущий истинным волшебникам лишь боль, страдания и смерть. Да, то, что совершил Пожиратель – отвратительно. Одно дело – убить в бою врага, другое - малое волшебное создание, любимого ручного дракончика Габи… Но я даже не знаю подробности. Пожиратель пришел убивать семью Габриэлы, потому что они были по иную сторону баррикад. То, что он покушался на Габи – понятно, оставлять в живых детей в таких случаях нерационально, ведь если они вырастут, то будут мстить. Я бы поступила на его месте так же. А Кузя… Неужели он просто смотрел на это всё? Конечно, нет! Он бросился защищать хозяйку ценой своей жизни изо всех своих небольших, отчаянных сил. Он погиб в бою как настоящий воин и герой. Но мог ли Пожиратель оставить ему жизнь в таких обстоятельствах? Не знаю. Учитывая, что на больших драконов заклинания действуют слабо, скорее всего, Авада была единственно возможными способом его остановить».