Приятный, влажный, прохладный ветер обдувал открытые конечности и щёки, возвращая душе утраченную гармонию с природой.
«Я веду себя как маггловский детёныш, - подумала Камилла, - глупый, бунтующий ребёнок, не обременённый ничем, кроме своих предпочтений. Да я ещё очень юна, но я истинная волшебница, и соблюдать древние традиции – мой долг. Даже если мир наш сожрёт разноцветная маггловская чума, я должна быть той, кто будет помнить о нашей сути всегда и вечно, хранить красоту, запечатлённую в обрядах древних предков. Бал – не нововведение. Это благородная традиция старинной школы. И мне нужно и самой себе, и тем, кто готов смотреть и видеть, напомнить, что это такое на самом деле. Кружение в танце можно сравнить с вращением колеса пялки, которое порождает очень прочные нити-связи. Во время бала волшебники делают зримой свою суть, демонстрируют не только статус, манеры и умение органично вписаться в узкий круг себе подобных, но и внутренние ориентиры, отраженные в наряде, движениях и взглядах. Балы нужны, чтобы открывать себя свету и находить тех, кто достоин быть узнанным лучше.
Глядя вдаль, на теряющиеся в лёгкой дымке горы, Камилла задумалась о том образе, что она бы хотела воплотить не балу.
«Интуиция моя подсказывает мне, что я едва ли повзрослею, жизнь моя оборвётся раньше, но исходя из опыта с зельем Старения, мне идёт тело юной девушки. Оказывается, во мне заложены и красота, и грация. Кто бы мог подумать. Думаю, стоит остановиться на возрасте семнадцати лет. Но это нужно согласовать с партнёром. Фиал с зельем Старения, приготовленным талантливой бывшей нашей старостой Анастасией, у меня ещё почти полный, требуется лишь несколько капель, хватит с лихвой».
Вспомнив об Анастасии, девочка чуть грустно, но тепло улыбнулась. К душе её нужным людям удалось подобрать нужные ключики, и в Хогвартс она вернулась. Когда Камилла рассматривала оставленный кем-то в гостиной журнал о высокой моде чистокровных, думала именно о ней. Но быть может, журнал позабыл и кто-то другой. Так или иначе, второкурсница была в курсе основных тенденций модного мира конца этого лета, оставалось вообразить себе «то само» платье и дополнить образ.
«Крой будет достаточно простым и строгим , линии силуэта чёткими и ровными, юбка длинной, не облегающей, но и не пышной, должна идти плавными волнами, возможен лёгкий, полупрозрачный шлейф. Материя же будет изготовлена на основе шелка и зачарована так, чтобы имитировать северное сияние в знак преданности вечным ценностям. Будет менять свою плотность, временами открывая белизну моей кожи, и насыщенность свечения, его цветовая гамма будет соответствовать естественной и меняться в зависимости от моего настроения. Очень тяжело, правда, будет во время бала поддерживать его на приемлемом уровне, чтобы платье не стало скучно-зеленоватым, но это реально. Поспособствует тому, чтобы я не позволяла себе скатываться в презрительную меланхолию тогда, когда долг требует демонстрировать юным чистокровным эстетику своего древнего рода. Туфли под платьем видны почти не будут, было бы занятно пойти босиком и танцевать, не касаясь пола. Я ведь так могу. Но наверное, всё же стоит на балу быть проще. Белые, трансфигурированные из лепестков эдельвейса, думаю, подойдут. Волосы я обработаю снадобьем «Простоблеск», мне уже доводилось им пользоваться, это отнимает очень много времени, но эффект того стоит, для моих лёгких и мягких волос, полагаю, это необходимо. Заберу их в высокую причёску. Скреплю большой, но очень лёгкой заколкой из истинного серебра, крайне редкого металла, считающегося мифическим даже у большинства чистокровных, в виде полумесяца, повёрнутого рогами вверх – дань древней традиции волшебниц родины отца. Вместо диадемы надену простой узкий обруч из метеоритной стали с чёрным бриллиантом космического происхождения, образовавшимся в результате взрыва сверхновой, как знак верности погибшей, ныне чёрной, звезде, питающей силой души магов. Шея останется свободной. Можно было бы надеть брильянтовое ожерелье, напоминающее россыпь никак зримо не связанных друг с другом звёзд, но оно мамино, и я не буду его трогать - оно дождётся её возвращения, как и другие украшения предков. Ожерелья я не люблю, и применительно к ним моя фантазия не работает. По-настоящему люблю кольца, но для меня они – артефакты. Я не очень понимаю, как использовать их в декоративных целях. Подошло бы старое кольцо символом Даров, наверное, но оно было даровано не мне, я его не заслужила. Как и не заслужила то, что, как по секрету мне сказала тётя, хотел дать в качестве награды за возвращение волшебному миру Воскрешающего камня поверивший в меня Пожиратель. А оно бы сюда пошло, наверное. Скорее всего, был бы череп со змеёй, может быть, какие-нибудь символы, как знать. Теперь уже думать об этом - смысла нет. Надену лишь простые кольца –печатки с гербами Домов родителей и тёти. Скрывать тонкие голубые жилки на запястьях будут такие же, как обруч, стальные браслеты - символ желанных оков чести. Косметики не будет, достаточно лишь хорошо выспаться, чтобы избежать воспалённых и опухших век. Пахнуть я буду бурей над Северным морем, запахом, как я думаю, вдохновившим предка моего Экриздиса на создание чёрной цитадели Азкабан. Вот и всё. Редкие материалы в Руинах тёти хранятся, дело лишь за магией. Скорее всего, тётя Хлоя и станет моей феей-крёстной. Но быть может, и обратиться к тому, чья энергия более жесткая. В любом случае, сперва нужно определиться с партнёром и согласовать свой образ с ним, чтобы идеально друг друга дополнить».
Девочка больше не болтала ногами, тихо ими покачивала. Мысли о партнёре радостными особо не были, из-за громких дел родителей, осуждённых на Поцелуй, она не была счастливицей, к которой волшебники, чьи родители сумели достойно вписаться в существующий порядок, но влияние, а порой и положение которых зависело от репутации, таких среди чистокровных было подавляющее большинство, могли бы и хотели питать открытое благорасположение. На ум приходил лишь чуть отчуждённый мальчик с родного факультета, работающий в журнале Придира, с хорошей родословной. Он показался Камилле нарциссической личностью, получающей своеобразное удовольствие, отвечая на внимание безразличием, с развитым эстетическим чувством. К сознанию его она не прикасалась, поверхностному мнению не следовала. Главным было то, что она слышала, как он говорит про себя, что тёмный. По нынешним временам она расценила это как признак смелости. Сама Камилла «тёмной» в общепринятом понимании себя не читала, что бы ни значил этот расплывчатый термин. Просто лицемерное, полное двойных стандартов, укоренившееся представление о Свете вызывало у неё стойкую тошноту. Когда девочка говорила о своей Тьме, имела в виду Свет, воспринимаемый как чернота, стадом, что его не видит. То, что сокрыто от глаз предпочитающих правде комфорт. Смысл, доступный лишь тем, кто его не боится. И, в более приземлённом аспекте - то, что было демонизировано, потому как не склонилось перед новой властью. В мифологии таких примеров очень много. Более сильный вид хищников вытесняет конкурентов в ночь, оставляя себе место под солнцем, таковы законы природы, с этикой ничего общего не имеющие. То же, как Тьму понимал Лорд Волдеморт, вызывало у неё брезгливое недоумение, что нельзя было сказать о его последователях, среди которых были по-настоящему глубокие, многогранные личности, не упрощающие себя до воплощения примитивной деструктивной силы, как это сделал Том Реддл при всей поливариантности могущественнейшего волшебника. Так или иначе, от чистокровного мальчика, считающего себя тёмным, вежливый отказ можно было получить по иным причинам, не таким, как от всех остальных. И она решила рискнуть ему написать, рассудив, что сам он обратит на её персону внимание едва ли. Мысленно просить тётушку легилимента прислать эльфа, способного трансгрессировать в Подземелье, для выполнения работы совы не хотелось совершенно. И Камилла нехотя закинула ноги на бордюр, встала, поправила юбку и мантию, удалив заклинанием Тергео пылинки, перебралась через ограду и направилась в логово своего факультета, чтобы написать лаконичное письмо с чётким указанием своих намерений, оставить его в гостиной и со временем получить ответ.
Ответ не заставил себя ждать долго. При всём отсутствии иллюзий и вежливости формулировок, впечатление на девочку он произвёл удручающее. Задел не отказ идти с ней на бал, ведь он просто решил идти с другим человеком, а то самое безразличие, с котором слизеринец отнёсся с к тому, что тёмным себя тут может назвать не только он. Видимо, он действительно рассчитывал только на свои силы. «Этого не хватало, - вздохнула Кам, - война на два фронта настолько отвратительное дело, насколько дела вообще могут быть отвратительными. Остаётся надеяться, что его интересы не простираются дальше интересов бессчётных волшебников, желающих владеть Воскрешающий камнем исключительно из сентиментальных побуждений».
Глядя строго перед собой, слизеринка с идеально ровной осанкой вновь шла на виадук, гордость её непонятно чем, но была задета, настроение было прескверным. Она понимала всех на свете девочек, пассивно ждущих приглашения от мальчиков, даже без надежды его получить, отнюдь не из-за фанатичной приверженности традиции, а из-за неосознанного страха нарваться на что-то подобное. Желание писать кому-либо ещё погибло от заморозков, так и не проклюнувшись из семечка. Да и некому было писать. Про достойных людей, которые всё же могли бы с минимальным шансом ответить ей согласием, она точно знала, что выбор их уже решен.
В голове, словно издёвка, крутилась всё та же песня:
Мою метлу сломали на мелкие куски,
Домой иду пешком я и плачу от тоски.
От ярости бледнею, и боль во мне растёт.
Я думаю о мести, о, как нехорошо!
Хай хоп-хоп-хоп, хай хоп-хоп-хоп, хай хоп-хоп-хоп-хоп-хоп!
Хай хоп-хоп-хоп, хай хоп-хоп-хоп, хай хоп-хоп-хоп-хоп-хоп!